воскресенье, 06 июня 2010
Мы с Юленькой знакомы с детского сада, даже были, как это называют, лучшими подругами. Тогда у нее еще не было этой манеры смотреть влажными умильными глазками и говорить с придыханием "ты для меня важнее всех!". Делились куклами, разговаривали про родителей. Кажется, ее воспитывал только отец, мама умерла, когда Юленьке было года два. Это было заметно по платьям, которые ей совсем не шли, по словечкам, которые можно услышать только в пивных. Правда, пятилетняя я этого не понимала, слушала ее рассказы про то, как папа покупает ей подарки, водит в парк, берет с собой на работу. Даже немного завидовала.
читать дальшеМожет, и не такими уж подругами мы были, раз наши пути после детского сада сразу же разошлись. Меня отдали в лицей, ее - в обычную школу. Первое время Юленька звонила мне, пыталась позвать погулять, рассказывала, какие у них строгие учителя и какие дураки мальчишки-одноклассники. Меня же закрутил вихрь школьных предметов и дополнительных занятий. Я люблю учиться. На самом деле. В любом предмете можно найти что-то интересное, даже если об этом не говорят в школе. Нужно копнуть чуть глубже школьной программы, только и всего. Потому-то уже скоро ее разговорчики мне надоели. Все чаще я стала отвечать "мне нужно на рисование", "извини, я иду с родителями в театр", "меня там ждет куча домашней работы". Словом, общение плавно сошло на нет.
Родители хотели сделать из меня этакого маленького гения, отдавая на всевозможные занятия и курсы. Я поняла это довольно поздно, классу к седьмому. С большим трудом удалось избавиться от груза лишней информации и отдавать все свободное время тому, чем я хотела заниматься. Биология.
Я поступила в престижный вуз без проблем. Это не к тому, что я такая гениальная, просто если столько времени отдаешь занятиям по предмету и всей душой любишь его, даже будь ты обезьяной, что-нибудь да выучишь.
Каково же было мое удивление, когда я увидела в списках своей группы Юленьку! Найти ее в толпе студентов было сложно и просто одновременно. Ничем не примечательная внешность, белесые волосы, острый нос и большие голубые глаза - как оказалось, к семнадцати годам они стали ее главным и почти единственным оружием.
"Аняяя!" - казалось, она готова расплакаться от радости. За следующие две минуты я узнала, что она еле поступила, на экзаменах ее пытались завалить, она по мне безумно скучала, я стала такая красивая, ее папа жив и здоров, ее любимым предметом в школе была биология, вот она и решила учиться на этом направлении. Как ей только дыхания хватило на эту тираду.
Дальше начался кошмар. Юленька приклеилась ко мне. Я не могла писать лекции - она кидала мне записочки, как в начальных классах. Не могла пройти и шагу, чтобы она не маячила где-то рядом. Как будто у меня на лбу было написано "Юленька, я твой последний шанс!" Мы вместе ходили на остановку и на обед. Хорошо хоть, в институт я ходила одна - благословенные минуты тишины.
Нет, конечно, я могла ее просто послать. Мне не было жалко Юленьку. Но я терпеть не могу слез и нытья. А если я брошу ее, то мне обеспечен океан первого и маленькая тележка второго. Как только кто-то пытается повысить на нее голос, Юленька поднимает на говорящего глаза полные слез, и ее нижняя губа начинает дрожать. Ее даже самые злые преподы не трогают - себе дороже.
На курсе ее передразнивали, болтали всякого за глаза, хихикали, когда она заходила в аудиторию. Неудивительно. У Юленьки брали списывать, предварительно повосхищавшись ее внешностью и умственными способностями. От этого она сразу таяла и готова была сделать что угодно. Впрочем, иногда во мне просыпался материнский инстинкт. "Юля, ты дура, - говорила я.- Неужели не видишь, что она тобой пользуется? Не общайся с ней ради Бога, она спишет у тебя работу, а потом за угол зайдет и расскажет всем, какая ты наивная уродина". Юленька подскакивала на стуле и начинала уверять меня, что "конечно, я не буду общаться с ней, раз ты не хочешь, ты для меня важнее всех, я так ей и скажу". Мне оставалось только закатывать глаза.
Единственный раз я на нее наорала, когда эта дурища уронила открытую бутылку с соком на мою тетрадь по ботанике. Там была работа, которую я писала три ночи, от руки, листов 20 со схемами и таблицами. У меня просто сдали нервы, а Юленька продолжала молча смотреть на меня, моргая своими белыми ресницами. От неожиданности она даже забыла сделать вид, будто сейчас зарыдает и умрет. Потом она пришла вечером к моему дому, стояла у подъезда и смотрела вверх на мое окно. Естественно, я даже и не думала пускать ее в квартиру, хотя злость уже поутихла.
По закону жанра пошел дождь, а по другому закону начало темнеть. Я крикнула ей в окно "иди домой, я все равно тебя не пущу!" Юленька была тверда. Она яростно замотала головой, и от ее мокрой челки в разные стороны полетели брызги.
В конце концов, я сдалась и пустила ее. Юленька - это Юленька, но мне не очень хочется, чтобы из-за меня кто-то получил воспаление легких или был обворован темной ночью в подворотне. Я постелила ей на диване, принесла чаю, сочла свою миссию законченной и продолжила писать реферат. В комнате была тишина. Я обернулась и встретила ее немигающий взгляд. Юленька молчала.
На ее лице было неожиданно спокойное и умиротворенное выражение, как у человека, добившегося своего. Только большие голубые глаза смотрели строго и насмешливо, как будто говоря "я своего не упущу". Перемена была разительной. Никаких слез и истерик.
"Ложись спать, дура, поздно ведь уже", - беззлобно говорю ей я. Юленька ложится и укрывается одеялом почти с головой.
Нашему симбиозу уже почти год. И я до сих пор не могу найти ни единой причины, чтобы с ней общаться. Наверное, я ее просто боюсь.
@настроение:
спаааать
@темы:
надю утащил паук,
графоманство,
люди,
я эпично идиотичен
я даже на минуту поверила во все это)