Нет, это не про меня и не из личного опыта. 779 слов

Я поняла, что я курица, когда во мне не хватило смелости, не хватило уверенности в выбранном пути. Наша королева улья, как я называла про себя свою покровительницу, слегла с банальным гриппом, но весь класс конечно думал, что она просто симулирует, потому что негоже королеве болеть простолюдинским гриппом. Я должна была в тот день вместе с остальной стаей королевы не давать классу расслабиться, напомнить изгоям, что недолгое отсутствие их обидчицы не дает им право радоваться жизни, но я откровенно струсила. Я могла только держать голову одноклассницы, пока стая писала ей на лбу карандашом для глаз что-то обидное. Совершенно банальное дело, но у меня получалось только не смотреть ей в глаза. А наша жертва будто чувствовала, что я не в восторге от происходящего. Ее глаза спокойно смотрели на меня, говоря "ничего, все нормально, я справлюсь", а я молилась о том, чтобы она не попросила у меня помощи или чтобы стая не обратила внимание на то, что я нервничаю. Я никак не могла оказаться на другой стороне. Глаза у девушки были накрашены, едва заметно подкрашены губы, все скромно и естественно, но стая все равно заметила ("небось на свидание собралась," - расхохоталась одна), и я с ужасом подумала, что она правда могла собираться на свидание, может, ее кто-то ждет у ворот, а теперь придется провести полчаса в туалете, чтобы смыть жирный польский карандаш со лба (никак не меньше, я как-то накрасила таким глаза, поэтому знаю).

Каждый раз после наших даже невинных выходок у меня глаза на мокром месте. В этот раз почему-то пробрало настолько, что я закрылась в кабинке в самом дальнем туалете и беззвучно плакала, вспоминая лицо жертвы наших "шалостей". Проблема была в том, что мне она даже нравилась - книги, которые она читала, а мы кидали их на пол или вовсе закидывали в мужской туалет, - чудесные томики в мягких обложках, многие из которых я сама любила и перечитывала по несколько раз, ее помады, которыми она украдкой красилась, подглядывая в зеркальце, ее лицо, которое мы бессовестно портили карандашами для глаз и иногда, изредка, отражавшимся на нем разочарованием, обидой, потухшим взглядом. Злилась она только, когда дело касалось ее книг, один раз даже чуть не ударила королеву, но в остальное время сносила все стойко, не ныла и не жаловалась учителям, как пробовали многие, - и каждый раз это оказывалось бесполезным - отец королевы щедро спонсировал школу. Мне всегда было странно от того, что я, курица, которая даже не может общаться с тем, с кем ей хочется, тупо и покорно следующая за толпой, лишь бы не быть оплеванной, я - доверенное лицо королевы, мне она жалуется на прыщи, на отца, на себя, а та, у меня даже есть подруги среди стаи, а та, кто ведет себя достойно и не сдается, вынуждена быть изгоем, потому что всякий, кто заговорит с ней, автоматически оказывается на ее стороне. Неважно, как сильно вам хотелось пожалеть кого-то из них, неважно, были вы в стае или просто пытались сохранить нейтралитет.

Кто-то вошел в туалет и прервал мой поток мыслей и слез. Я старалась молчать и сдерживать всхлипы, но не могла перестать дышать. Девушка долго не отходила от раковины, и я отважилась выглянуть в щелку. Это была она, оттирающая лоб и нетерпеливо притопывающая ногой. И после всего этого она еще могла легонько улыбаться и насвистывать что-то! Я так завидовала ее внутренней силе, что это снова заставило меня заплакать. Я завидовала главной парии в классе, которой только что разрисовали лицо. Эта мысль сама по себе приводила меня в отчаяние. Она не оглянулась, не слышала или делала вид, что не слышит моих приглушенных рыданий.

Вот только выходя из туалета, она тихо сказала "Не бойся, я никому не расскажу". А может, мне показалось. Но платок, оставленный для меня на раковине, уж точно был реальностью. В тот момент мне казалось, что я самый отвратительный человек на земле. Но в то же время впервые в жизни мне показалось, что, может, я достойна чего-то лучше, чтобы вечно бояться.